Исповедь героя

Урааа! В Наизнанке сорваны маски и подведены итоги! Мой герой не победил и не вошел в десятку, но зато честно занял свое место в первой (и единственной) двадцатьпятке, и потому - он тут. Встречайте!

Твойдодыр

Зинка – матерь одиночка,
С ней люблю
Делить кровать,
Но растить ее сыночка
Лучше б киллера нанять.
Просыпаюсь.
Утро, вроде,
Грохот –
Лопнет голова!
Это юное отродье
Уронило самовар.
На пол – свечку
Лыжи – в печку,
Книжку кинул под кровать,
С полок семь томов свалилось,
Завертелось,
Закрутилось,
Что же все же там случилось?
Что случилось,
Вашу мать?
Выбегаю я из спальни,
(Черт,
А ноги затекли)
И ору:
«Я умывальник!
Ща навешу….!»
Вижу – верит!
Вот те штука!
Говорю ему: «А ну-ка
Дуй, как сивка вороной
По Садовой,
По Сенной!
Ты же гадкий,
Ты же грязный,
Неумытая свинья!
Да ты знаешь, сколько разных
Замочил в сортире я?
Ты лети отсюда галкой,
Я тебя не видел чтоб!»
И для верности
Мочалкой
Запускаю в юный лоб:
«То мочалка-чудо-юдо,
Неумытых деток ест.
Убегай скорей отсюда!»…
В общем, грамотный наезд.

Возвращаюсь в спальню к маме:
«Слышь? Наследничек ушел.
Улетел, что твой цунами,
Все, короче, хорошо!»
Мать захлопнула хлебальник,
Но в глазах стоит вопрос:
«Почему ты
Умывальник,
А не, скажем,
Пылесос?»

Исповедь героя

Урааа! В Наизнанке сорваны маски и подведены итоги! Мой герой не победил и не вошел в десятку, но зато честно занял свое место в первой (и единственной) двадцатьпятке, и потому - он тут. Встречайте!

Твойдодыр

Зинка – матерь одиночка,
С ней люблю
Делить кровать,
Но растить ее сыночка
Лучше б киллера нанять.
Просыпаюсь.
Утро, вроде,
Грохот –
Лопнет голова!
Это юное отродье
Уронило самовар.
На пол – свечку
Лыжи – в печку,
Книжку кинул под кровать,
С полок семь томов свалилось,
Завертелось,
Закрутилось,
Что же все же там случилось?
Что случилось,
Вашу мать?
Выбегаю я из спальни,
(Черт,
А ноги затекли)
И ору:
«Я умывальник!
Ща навешу….!»
Вижу – верит!
Вот те штука!
Говорю ему: «А ну-ка
Дуй, как сивка вороной
По Садовой,
По Сенной!
Ты же гадкий,
Ты же грязный,
Неумытая свинья!
Да ты знаешь, сколько разных
Замочил в сортире я?
Ты лети отсюда галкой,
Я тебя не видел чтоб!»
И для верности
Мочалкой
Запускаю в юный лоб:
«То мочалка-чудо-юдо,
Неумытых деток ест.
Убегай скорей отсюда!»…
В общем, грамотный наезд.

Возвращаюсь в спальню к маме:
«Слышь? Наследничек ушел.
Улетел, что твой цунами,
Все, короче, хорошо!»
Мать захлопнула хлебальник,
Но в глазах стоит вопрос:
«Почему ты
Умывальник,
А не, скажем,
Пылесос?»

Свежее рабочее

Вбегает запыхавшаяся тетенька:
- Здесь уши?!
- Здесь, - говорю, - вам какие?
- Мне врача!
- Тогда не здесь, -говорю, - тогда в 718-ой.
Убежала.
- Хорошо, что не голову искала, - говорю.
- Хорошо, что мы не гинекологи, - говорит моя коллега.

Свежее рабочее

Вбегает запыхавшаяся тетенька:
- Здесь уши?!
- Здесь, - говорю, - вам какие?
- Мне врача!
- Тогда не здесь, -говорю, - тогда в 718-ой.
Убежала.
- Хорошо, что не голову искала, - говорю.
- Хорошо, что мы не гинекологи, - говорит моя коллега.

предденрожденное

Не знаю как у вас, а у нас в те далекие времена перед каждым днем рождения подходили к книжному шкафу и искали "дубли". Вот Думбадзе у меня два: зелененький и журнальный - пойдет. Именинник бережно помещал Нодара Владимировича где-нибудь рядом с Айтматовым, но не проходило и месяца, как он сам уже задумчиво стоял перед книжным шкафом в поисках подарка. Разумеется, оказывалось, что как раз зелененьких Думбадзе у него два, и известный грузинский писатель перекочевывал в новый шкаф. Так происходил круговорот книг в природе до тех пор, пока каждая из них не находила тот единственный дом, в котором ее нехватало. Правда были недальновидные люди, которые писали на книжках "Маше от Пети с любовью". А то еще и стихи собственного сочинения. Вот, например хранится у меня книга "Идиот" с дивным посвящением:
Юля
Подрастешь и эту книгу
Непременно прочитай.
Первый класс, второй и третий
Никогда не забывай.
Помни ты друзей и школу
И учительницу, чьи
Руки добрые, советы
Помогли тебе в жизнь войти.

Родительский комитет 3-его класса Б
Представляете? Целый комитет трудился над этим шедевром. Много лет я мечтала найти авторов и спросить, как они читают слово "тебе" в последней строчке. А учительница, незабвенная Валентина Петровна, кстати, от рукоприкладства в мой адрес воздерживалась, так что рук ее добрых, вводящих меня в жизнь, я не запомнила, а из советов помнится только один "Рабинович, выйди вон из класса" - очень дельный, кстати.
Но я отвлеклась от темы подарков.
Сегодня все не так. Сегодня люди дарят деньги. В конвертике. И у денег нет никакого шанса найти свой постоянный дом, тот самый дом, в котором бы не хватало именно этой купюры. И так они кочуют с дня рождения на день рождения. В конверте рядом с ними сменяются открытки, иногда деньги переселяются в новый конверт, но никто не напишет на купюре "Маше от Пети с любовью", чтобы остановить этот круг.
Как-то однажды на одной подаренной купюре я нарисовала... (не скажу что, а то вы сразу начнете вспоминать, не попадалась ли она и вам). С тех пор я узнавала ее во всех подарках. Она неизменно появлялась в моем доме два раза в год: на мой День Рождения и на День Рождения моего мужа. На третьем году я ее пожалела и решила оставить у себя. Купюра благодарно зашуршала, а профиль великого еврея на ней подмигнул мне единственным глазом. Из использованного конверта я смастерила ей конуру. Уходя на работу, оставляла ей блюдечко с чернилами. С тех пор как она поселилась у меня, моя купюра выросла уже в двести-тридцати-семишекелевою, а ее еврейский профиль покрылся благородной синей шерсткой. Знаете, а ведь она очень благодарна мне за то, что наконец обрела свой дом. И, кстати, очень удобно, что деньги не пахнут, да простят меня хомяки.

предденрожденное

Не знаю как у вас, а у нас в те далекие времена перед каждым днем рождения подходили к книжному шкафу и искали "дубли". Вот Думбадзе у меня два: зелененький и журнальный - пойдет. Именинник бережно помещал Нодара Владимировича где-нибудь рядом с Айтматовым, но не проходило и месяца, как он сам уже задумчиво стоял перед книжным шкафом в поисках подарка. Разумеется, оказывалось, что как раз зелененьких Думбадзе у него два, и известный грузинский писатель перекочевывал в новый шкаф. Так происходил круговорот книг в природе до тех пор, пока каждая из них не находила тот единственный дом, в котором ее нехватало. Правда были недальновидные люди, которые писали на книжках "Маше от Пети с любовью". А то еще и стихи собственного сочинения. Вот, например хранится у меня книга "Идиот" с дивным посвящением:
Юля
Подрастешь и эту книгу
Непременно прочитай.
Первый класс, второй и третий
Никогда не забывай.
Помни ты друзей и школу
И учительницу, чьи
Руки добрые, советы
Помогли тебе в жизнь войти.

Родительский комитет 3-его класса Б
Представляете? Целый комитет трудился над этим шедевром. Много лет я мечтала найти авторов и спросить, как они читают слово "тебе" в последней строчке. А учительница, незабвенная Валентина Петровна, кстати, от рукоприкладства в мой адрес воздерживалась, так что рук ее добрых, вводящих меня в жизнь, я не запомнила, а из советов помнится только один "Рабинович, выйди вон из класса" - очень дельный, кстати.
Но я отвлеклась от темы подарков.
Сегодня все не так. Сегодня люди дарят деньги. В конвертике. И у денег нет никакого шанса найти свой постоянный дом, тот самый дом, в котором бы не хватало именно этой купюры. И так они кочуют с дня рождения на день рождения. В конверте рядом с ними сменяются открытки, иногда деньги переселяются в новый конверт, но никто не напишет на купюре "Маше от Пети с любовью", чтобы остановить этот круг.
Как-то однажды на одной подаренной купюре я нарисовала... (не скажу что, а то вы сразу начнете вспоминать, не попадалась ли она и вам). С тех пор я узнавала ее во всех подарках. Она неизменно появлялась в моем доме два раза в год: на мой День Рождения и на День Рождения моего мужа. На третьем году я ее пожалела и решила оставить у себя. Купюра благодарно зашуршала, а профиль великого еврея на ней подмигнул мне единственным глазом. Из использованного конверта я смастерила ей конуру. Уходя на работу, оставляла ей блюдечко с чернилами. С тех пор как она поселилась у меня, моя купюра выросла уже в двести-тридцати-семишекелевою, а ее еврейский профиль покрылся благородной синей шерсткой. Знаете, а ведь она очень благодарна мне за то, что наконец обрела свой дом. И, кстати, очень удобно, что деньги не пахнут, да простят меня хомяки.