yulkar | (no subject)

Нет, я не приняла за флешмоб, мне просто это понравилось. Да к тому же Мила просила. Итак:

Как рожают в Москве 31-ого декабря

Разумеется, как это было принято в прошлом веке, я это делала по блату в том самом роддоме, про который нам по секрету рассказали какой доктор пьет какие цветы. Ну, сам процесс я описывать не стану - никакого кайфа, надо признать. Когда же оно свершилось, и акушерки собрались уже отпраздновать Новый Год, разлив первый букет, привезли сразу 8 рожениц со стремительными родами (поведала нам о том одна из сестричек, которых мы, лежа в коридоре, отлавливали за полы халатов, чтобы спросить который час).
1990 год все-таки успел проскользнуть незамеченным.
Наутро в роддоме было тихо и пусто. Где-то внизу, у входа кто-то одинокий охранял роддом от гадов, пытавшихся передать женам запрещенные трусы. Больше не было никого. Ни врачей, ни сестер, ни нянечек, ни прачек, ни поваров.
Мы разведали место, где можно было достать чистые пеленки, правда они быстро кончились. Но наши мужья умело пересылали нам недостающее под видом батонов колбасы.
С едой сначала было голодновато, но потом привели какую-то бабушку, согласившуюся нас покормить. Бабушка поставила миску салата. Первые 5 молодых матерей ее уработали. Более слабые довольствовались картошкой, совсем же обессиленным не досталось и ее. В следующий раз бабушка сказала: вы все гады, думаете только о себе! Здесь ровно 38 ложек салата, я сама их считала. Каждая пусть возьмет по ложке. Девушки старались проявлять сознательность, так что салат на этот раз достался уже первым десятерым. В третий раз бабушка сказала, что таких антиобщественных элементов она отродясь не видела, и самолично выдавала каждой по ложке салата. На этот раз ей удалось накормить рекордное количество матерей, но Иисуса Христа она все-таки не перещеголяла. Некоторые сердобольные мамаши из быстро бегающих начали заначивать жрачку для своих ослабленных сокамерниц.
Душ. Ну, кое-кто в курсе, что он один на этаж. Наш отличался от прочих разбитым окном и тонким слоем льда, покрывавшим лужи на полу. Мы мылись одетыми, выставляя то одну то другую часть тела под воду. Даже в самый воспаленный мозг не могла прийти идея, вызвать 1-ого января стекольщика.
Однажды нас навестила сестра, раздала градусники, включила ультрафиолетовую лампу и велела оголить животы. За градусниками она больше не вернулась, как и выключить лампу. С наших пупков потом долго сходили коричневые шкурки.
На второй день заглянула врачиха.
- Пол мыли? - спросила она.
- Мы? Нет. - ответили мы хором.
Она быстро сориентировалась в ситуации и с совершенно серьезным видом спросила:
- А раковину что ж не помыли, женщины?
Мы так обалдели, что даже не переспросили, чем предполагалось мыть раковину. Хотя, если подумать, порывшись на пустующей кухне, наверняка можно было найти какое-нибудь моющее средство.
Потом врачиха выстроила нас как на утренней пионерской линейке, задрала халаты и обнаружила на каждой непозволительные трусы, партизанским образом нам переданные. Для тех, кто не в теме: тогда (не знаю как сейчас) некоторое подобие трусов следовало изображать на соответственной части тела из сложенной по диагонали квадратной пеленки уныло-серого цвета.
Врачиха нахмурила брови и начала читать лекцию о коварных бактериях, которые считают за высшее удовольствие усесться на наши трусы, а на пеленки почему-то не садятся. Вероятно, брезгуют. Но мы прервали ее пламенную речь, сказав, что последнюю пеленку получили в прошлом году и единственной альтернативой трусам было просто ходить с голым задом. Врачиху это убедило, тем более что пол после нас все-равно мыть было некому.
В общем, когда меня с завернутой в толстенное одеяло Мирочкой встретило только мусорное ведро, стоявшее посреди коридора и шорох мужчин, которые, конечно, не успели к моему приезду убраться, я восприняла это как должное и даже включилась в общую беготню. Тут я хотя бы знала, чем мыть.